Котт поцеловала его, сжав его лицо в длинных пальцах, скользнув губами по его векам.

— Идем. Волки все еще могут бродить тут. Нам надо поторопиться.

Они вместе вышли на площадку. Котт бесшумно скользила по половицам, сапоги Майкла стучали так, что он вздрагивал. Однако буря заглушала все посторонние звуки. Дождевые тучи унеслись прочь, но ветер терзал деревья у реки. Даже отсюда они слышали, как хлещут ветки и скрипят стволы.

Вниз в кухню, оставив спящих наверху. На решетке плиты тлели угли, рядом была развешена одежда для просушки. Майкл вздрогнул при мысли, что оставит безопасность и тепло дома и выйдет наружу в воющую ночь.

Он забрал старый клеенчатый плащ, который подарил ему дед, ягдташ и разные предметы, которые должны были облегчить жизнь в Ином Месте: спички, нож, свечи, мыло (Котт подняла брови) и дробовик с коробкой патронов (Котт нахмурилась).

Котт вошла в кладовую и начала рыться там, позвякивая и шурша.

— Что ты делаешь? — спросил он свистящим шепотом.

Она вышла с чугунной сковородкой, большим битком набитым мешком и куском бечевки, который сложила наподобие пращи.

— Собрала провизию. Ну-ка, возьми, а я погляжу, что за дверью.

Он согнулся под тяжестью и беззвучно выругался.

Котт открыла заднюю дверь дюймов на шесть и осторожно выглянула наружу. Ветер отбросил волосы с ее лба. Мрак голубел, ночь уступала место утру, небо совсем очистилось от туч.

— По-моему, они ушли, — сказала она наконец. — Можно идти.

— Ты уверена? — его вдруг охватила неуверенность, он подумал, что это его последний шанс, то место, где дорога раздваивается раз и навсегда. Если он выйдет за дверь, уютная кухня уже не будет по-прежнему безопасной, его мир изменится.

— Идем же, Майкл!

Котт уже вышла наружу, ее волосы развевались и метались, словно живое существо, а ветер раздувал балахон вокруг ее ног. Во дворе кружили и летали листья, будто пепел старого костра, а шум леса под ветром сливался в непрерывный рев.

— Ну ладно, ладно, — он вышел наружу, и ветер захлопнул за ним дверь.

Они пошли через двор, прищуривая глаза. Он вспомнил дикие дебри, которые мельком видел один раз, огромную пустую чащу, и ему в голову пришла сумасшедшая мысль.

— Одну минутку, Котт, — закричал он под вой бури.

— Что?

Он с лязгом отодвинул засов на дверях конюшни, и его обдало теплом лошадей и сена. Внутри невидимая Мечта ударила копытом.

— Мы возьмем с собой лошадь, Котт. Будем ездить на ней там.

— Майкл, погоди…

Но он был весь во власти своего плана. Он схватил уздечку, седло, сунул большой палец в рот кобылке, чтобы разомкнуть ее зубы и вставить мундштук. Нетерпение Котт заразило его, и он торопился. Как захватывающе было делать все это! Головокружительное приключение! Все его сомнения рассеялись. Он смеялся, седлая удивленную кобылку, туго затянул подпругу и вывел ее во двор, где бушевал ветер.

Светало, густая синева неба побелела над горами. Скоро разгорится заря, и проснется его дед, если еще не встал. Котт собрала вещи Майкла, и они зарысили со двора, как пьяные воры. Кобылка вскидывала голову, стараясь выдернуть поводья из рук Майкла. Она словно чуяла, чем все это кончится.

— Куда мы? — спросил Майкл.

— К мосту. Под ним самый простой путь.

Мост!

— Но, Котт…

Она словно не услышала и, как гонимый ветром лист, побежала к низине, где ревели деревья и река вскипала белой пеной в полумраке.

— Черт подери, Котт! — он кинулся за ней, а кобылка гарцевала у него за плечом. По мокрой траве луга бежать было труднее. Он не закрыл за собой ворота — нечто немыслимое! — но Котт уже была неясным пятном среди деревьев, оставив его далеко позади.

— Подожди!

Он выругался, сунул ногу в стремя и вскочил в седло, а Мечта в растерянности описала круг. Тогда он ударил ее каблуками и выкрикнул что-то невнятное. Кобылка рванулась к деревьям галопом, и они надвигались, как стена, но он не натянул поводья, а пригнулся к ее шее, когда первые ветки захлестали у него над головой, обдирая лицо сучками и колючками. И понукал ее бежать быстрее.

Земля резко ушла вниз, и кобылка съехала по крутому склону, почти присев на задние ноги, короткими прыжками переносясь через пни и упавшие стволы. Майкл дал ей волю. Она прижала уши, сверкали белки ее глаз. Копыта скользили и срывались на глине и палых листьях.

Затем она дернулась и изогнулась. Секунда свободного падения, фонтан белых ледяных брызг вокруг них, и вода захлестнула его по пах. Они были в глубокой части реки, и течение увлекало их туда, где вырисовывался мост, такой же массивный и суровый, как подъемный мост крепости. Вода исчезала в его пасти.

Мечта плыла, задрав морду, вода бурлила у ее шеи. Майкл соскользнул с седла и уцепился за гриву, чувствуя, как окостеневает его тело. Он грязно выругался сквозь стучащие зубы: Котт бросила его, заманила сюда, чтобы утопить.

И увидел ее на берегу. Его вещи были привязаны у нее на поясе, и она нырнула в беснующуюся реку.

Котт!

Но она уже цеплялась за седло, а волосы облепляли ей лицо, точно водоросли. Он завопил, перекрикивая шум реки и ветра.

— Куда ты делась? Почему убежала вперед?

Она махнула рукой на западный берег. Он смигнул воду с глаз и увидел среди деревьев на фоне бледнеющего неба голову Всадника. Он следил за ними.

— Снятый Боже!

Но они уже пронеслись мимо, течение увлекало их вперед под темные своды моста в другой мир.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

«ИНОЕ МЕСТО»

10

Он несколько минут лежал, следя за узорами, которые лучи автомобильных фар отбрасывали на потолок, прислушиваясь к шуму моторов и людским голосам даже в такой поздний час — к звукам большого города.

В постели он был один. Тактично с ее стороны уйти до утра, когда положение могло стать неловким… Конечно, при условии, что его бумажник не исчез вместе с ней.

Нет, не исчез. Он прошлепал босыми ногами через крохотную комнатушку и чуть отодвинул штору, другой рукой нащупывая сигареты на комоде. В комнате было жарко, под мышками пощипывал пот. Но если открыть окно, шум машин перейдет в грохот, а душный воздух освежат выхлопные газы. Уж лучше вариться в собственном соку. Даже и сейчас эти ночные звуки не давали ему уснуть, а скрип на лестничной площадке заставлял его подскакивать на кровати.

Опять этот сон! Вот что его разбудило.

Он закурил сигарету и с облегчением затянулся сизым дымом. Пальцы у него тряслись, и на пол упала колбаска пепла. Столько времени прошло, а сон все тот же… Сколько миновало лет?

Он запустил пятерню в волосы. Все еще не протрезвел, во рту сухо и кисло. На мгновение он пожалел, что голова у него такая крепкая. Эти алкогольные развлечения обходятся дорого, и, Бог свидетель, они ему не по карману. Он смутно чувствовал, что и со здоровьем у него неладно. Утренний кашель… и последнее время, поднимаясь по лестнице, пробуя бежать трусцой, он что-то слишком часто задыхается. Может, все дело в городе. Он дышит им днем и ночью, глотает бетонную пыль и смог, и кровь у него словно густеет и еле ползет по артериям. Иногда ему чудилось, что стоит уехать, вернуться к деревьям, траве, молодым росткам, и он все выкашлянет и вновь станет восемнадцатилетним. Что за фантазия!

Но под древесными ветвями, вспомнил он, были густые тени, а там ночью светила только луна — «волчье солнце», как называла ее Котт. Он отошел от окна, плюхнулся на кровать, уже жалея, что глупая девчонка не осталась с ним на глухие часы ночи, чтобы обнимать его и болтать всякую чепуху до зари.

И нечестно было заподозрить, что она могла его обокрасть. Довольно милая, молодая, чуть-чуть доверчивая. Подцепили его на крючок в баре ее темные глаза, от которых волосы зашевелились на затылке. Очередное ложное узнавание. Подшить ко всем прежним. Он всегда ловился на определенное выражение лица, изгиб бровей, цвет волос. Это перешло в привычку.